счастье вдруг в тишине много-много раз
поговорите со мною, доктор, сегодня мне это надо,
я где-то прослышал, что вы исцеляли взглядом,
меня же вчера только выписали из ада,
и я не хочу назад.
а черти ещё телеграммы шлют мне, руками машут.
я слышал, с утра здесь не лаву едят, а кашу...
ну что же вы, доктор, не отводите ваши
целительные глаза!
я слышал, до неба рукой здесь подать, в небе ходят тучи
и я бы прошёлся, как только мне станет лучше.
вот город ваш, доктор, меня тяготит и мучит:
здесь варево из людей.
боюсь, не освоюсь я в этом подлунном мире,
за кольтом тянусь по привычке на три-четыре.
я очень уж вымерз там, доктор, точнее, вымер,
ни капельки не теплей
от солнца и грелки, от чая, вина и пледа.
мне бабушка пишет, мол, скоро к тебе приеду.
наверно, обнимет, накормит меня обедом,
присмотрится и замрёт.
потом побледнеет, всплеснёт руками: не мой внучок-то!
хоть жжётся, я, доктор, и крестик ношу, и чётки.
от этого легче, но всё же в груди печёт так,
и бесится, как звёрьё.
как будто бы ад портативный, сложился, хрустнул,
и весь уместился во мне, и теперь горячо, и густо
река из смолы протекает по венам, речное русло
кончается возле рта.
Постойте, ведь я нездоров, не выписывайте, не знаю
куда мне потом податься. до неба идут трамваи?
а если меня и оттуда выпрут, то стану Каем
и буду из льдинок складывать
"п у с т о т а"
я где-то прослышал, что вы исцеляли взглядом,
меня же вчера только выписали из ада,
и я не хочу назад.
а черти ещё телеграммы шлют мне, руками машут.
я слышал, с утра здесь не лаву едят, а кашу...
ну что же вы, доктор, не отводите ваши
целительные глаза!
я слышал, до неба рукой здесь подать, в небе ходят тучи
и я бы прошёлся, как только мне станет лучше.
вот город ваш, доктор, меня тяготит и мучит:
здесь варево из людей.
боюсь, не освоюсь я в этом подлунном мире,
за кольтом тянусь по привычке на три-четыре.
я очень уж вымерз там, доктор, точнее, вымер,
ни капельки не теплей
от солнца и грелки, от чая, вина и пледа.
мне бабушка пишет, мол, скоро к тебе приеду.
наверно, обнимет, накормит меня обедом,
присмотрится и замрёт.
потом побледнеет, всплеснёт руками: не мой внучок-то!
хоть жжётся, я, доктор, и крестик ношу, и чётки.
от этого легче, но всё же в груди печёт так,
и бесится, как звёрьё.
как будто бы ад портативный, сложился, хрустнул,
и весь уместился во мне, и теперь горячо, и густо
река из смолы протекает по венам, речное русло
кончается возле рта.
Постойте, ведь я нездоров, не выписывайте, не знаю
куда мне потом податься. до неба идут трамваи?
а если меня и оттуда выпрут, то стану Каем
и буду из льдинок складывать
"п у с т о т а"
